Комбат против волчьей стаи

— Чего опасного? Думаю, не рухнет.

Федор вытащил Марата Кашеварова, ударил два раза в спину.

— Иди, урод,  — сказал он, толкая стволом автомата в спину.

Из-под мешка раздался хрип.

— Не хрипи и не сопи. Топай! Топай!

Федор схватился за конец веревки и потащил Марата за собой. Тот пару раз споткнулся, но самостоятельно поднялся на ноги.

— Ты мне еще падать думаешь, скотина, шестерка, легавый. Я из тебя сейчас душу вытрясу.

— Сними мешок,  — приказал Курт Федору, когда мужчину ввели в полуразвалившееся зернохранилище.

Ветер свистел сквозь дыры, врывался сквозь выбитые окна, гнал по полю рыжие пучки травы, поднимал, закручивая в небольшие смерчи, пыль в помещении зернохранилища, естественно бывшего зернохранилища.

Федор развязал веревку на животе узника и стащил через голову мешок. Рот Марата Кашеварова был заклеен пластырем, а руки связаны за спиной.

— Ну вот здесь мы с тобой и побеседуем, любезный.

Лицо пленника было в синяках и в кровоподтеках.

— Сдери-ка пластырь,  — обратился Курт к Федору.

Тот подошел, поддел утолок липкой ленты и рванул с такой силой, словно бы пластырь был приклеен к стеклу, а не к живому телу. Марат Кашеваров поморщился от боли, губы сразу же начали кровоточить.

Двух зубов в верхней челюсти не доставало.

Курт смотрел на все происходящее немного снисходительно. Это он ударом ноги, выбил зубы Марату, но вспоминать об этом ему сейчас не хотелось.

— Так ты все расскажешь или как?

— Я тебе ничего не скажу, сволочь,  — ответил Марат.

Это был сухощавый двадцатидевятилетний мужчина с уже седеющими висками, прямым носом и большими немного навыкате глазами, правда, правый заплыл и ничего не видел. Огромный кровоподтек закрывал его и лишь время от времени в маленькой щели дергались ресницы и тогда глаз, полный крови приоткрывался на несколько секунд.

— Значит, ничего не скажешь. Ну что ж, плохо, приятель, плохо. Ты знаешь, со мной такие вещи не проходят. Я прилетел издалека и не для того, чтобы играть в молчанку, а для того, чтобы услышать от тебя, Марат, кому ты сбрасывал информацию. Меня интересует имя.

— Я не скажу ничего,  — плюнув себе под ноги, сказал Марат, затем повернул голову сначала вправо, посмотрел на разрушенные стены, затем запрокинул голову и бросил взгляд на крышу, напоминающую решето, так много в ней было всевозможных проломов и дыр.

— Ну, ну, посмотри, полюбуйся, место хорошее, тихое. Здесь ты и погибнешь.

Курт взял сигарету, размял в сильных пальцах, закурил и выпустил дым тонкой струйкой. Но сквозняк подхватил голубоватый дымок и разметал.

— Ты здесь погибнешь, но погибнешь мучительно.

Ты будешь подыхать долго, как прокаженный шелудивый пес. Мы тебя станем резать, бить, терзать, и это будет продолжаться до тех пор, пока ты не скажешь, кому стучал.

— Я вам ни хрена не скажу,  — выдавил из себя Марат, понимая, что, на самом деле, время его жизни близится к концу, а конец будет крайне мучительным.

Федор засмеялся и смех его был недобрый, злой, скрежещущий. Засмеялся и мужчина, тот, которого дали Курту в помощники, вернее Курт выбрал его сам.

Курт молчал, на лице его даже не появилось подобия улыбки. Марат наклонил голову вниз, затем дернулся вправо, влево и побежал. Он побежал к огромной яме и, скорее всего, ему удалось бы добежать до края. Но он был так измучен и избит, что Курт в несколько прыжков настиг его, сбил с ног и нанес сильнейший удар ногою в ребра.

— Прыткий ты малый, Кашеваров. Вот уж не думал, что ты задумаешь убегать. Давай веревку, Федор, мы его сейчас привяжем, а то больно норовистый попался клиент.

Закладки