Комбат против волчьей стаи

«Куда ехать? Что делать? » — подумал Комбат, зло выплевывая окурок в приоткрытое окно и останавливаясь на перекрестке.

Он бы и стоял там, но сзади послышались сигналы, и Рублев резко вдавил педаль газа. Его «форд» дрогнул, двигатель взревел, и машина помчалась, обгоняя другие автомобили.

— Быстрее, быстрее!  — бормотал Комбат, как будто это могло что-то решить в судьбе убитых Решетниковых, Сергея и Павла.

Подберезский уже ждал Рублева, сидя во дворе на лавочке и нервно куря одну за другой сигареты, их уже набралось штук пять.

Едва автомобиль затормозил, как Подберезский резко вскочил и тут же обмяк, понимая, что спешить-то некуда, и никому его спешка не нужна, Комбат подошел, мужчины взглянув, друг другу в глаза, поняли все без слов.

— Как старик?  — единственное, что спросил Подберезский.

— Плохо,  — ответил Рублев,  — тяжело ему, там сейчас соседка пришла, она с ним, а я поехал. Представляешь, Андрюха, выхожу из подъезда, а там семья приезжает, ребенка из роддома привезли, в одном и том же подъезде и горе, и радость. И горе, и радость.

Вот она жизнь, Андрюха, какая.

— Представляю, Иваныч, представляю. Чего же тут не представить. Пошли выпьем,  — вдруг предложил Подберезский.

— Выпьем, говоришь? Я же за рулем, ты же знаешь, я не пью за рулем.

— И я не пью, а ты машину тут оставишь, я такси вызову, или кто-нибудь из моих знакомых подбросит к дому.

— Ладно, пойдем, только пить я не стану, не лезет в горло.

Они сели в маленькой комнатке, служившей Подберезскому кабинетом, Андрей закрыл дверь, сказав, чтобы никто к нему не заходил и не отвлекал, вытащил штекер телефона из колодки, и только тут они ощутили, какая стоит тишина.

Они сидели глубоко под землей, в бетонном бункере тира и звуки города не доходили до них.

— Я этого так не оставлю, Андрюха,  — сказал Комбат.

— Я тоже.

— Знать бы кто, задушил бы собственными руками.

— Это точно,  — подтвердил мысль Комбата Подберезский.

— Как ты думаешь, можно это дело раскрутить?

— Если взяться, Иваныч, то все можно. Ничего не пожалею, ребят жалко!  — сказал Подберезский, доставая бутылку коньяка. Водку с определенных пор Подберезский не употреблял.

— Будешь коньяк, Иваныч?

— Да, буду.

Они налили коньяк прямо в чайные чашки и, не чокаясь, выпили.

— За ребят,  — сказал Андрей.  — Так что ты предлагаешь делать?

— В милиции нам хрен что скажут. Тайна следствия и все такое прочее. Может, Бахрушину позвонить, может, он в курсе?

— При чем здесь Бахрушин? Он военными делами занимается, все-таки ГРУ это ГРУ, это тебе не ГАИ и не МУР, так что ему звонить бессмысленно, да и он, даже если бы знал, то вряд ли бы сказал что-нибудь, ты же его знаешь.

— Это ты его знаешь,  — сказал Подберезский,  — это у тебя с ним приятельские отношения, ко мне он просто так не приезжает бутылку-другую выпить да за жизнь поговорить.

— Я сам не знаю, чего он ко мне так хорошо относится?

— А кто, Иваныч, к тебе плохо относится? Кроме врагов, конечно. Ты хоть одного такого человека знаешь? Если знаешь, то покажи мне, я ему морду набью лично.

— Ладно тебе, Андрюха, не заводись. Помолчи.

Давай подумаем, должно же существовать что-то, что нам подскажет…

— Ты все же хочешь найти тех, кто убил наших?

— Хочу,  — сказал Комбат,  — так всегда было.

И хочу, чтобы было впредь. Ненавижу мерзавцев, ненавижу.

— А может, они сами кое в чем виноваты?

— В чем виноваты, Андрюха?

— А мы в Афгане были виноваты? Но ты же, Иваныч, виновных за Афган не ищешь.

— А их нет уже, Андрюха. Власть их послала, не люди, а власть.

Закладки